Наглое игнорирование (СИ) - Страница 18

Когда вышла на… Нет, назвать это место недавнего лютого погрома поляной уже не получалось никак, вообще незнакомое, загаженное, исковерканное, испакощенное место!

Словно и не было тут на этой перерытой небрежно и жестоко земле медсанбата – все засыпано вырванной землей, перемешано со всяким мусором, ровное все – потому как все палатки исчезли, словно их ветром сдуло, трава даже, которая была зеленой и блестящей теперь как пережевана. И дымится в десятке мест, а там, где был сортировочный взвод – густо коптят догорающие грузовики. И по поляне потерянно бродит два десятка людей – из двух сотен! Ужаснувшись в душе, но держа на лице маску уверенности, Потапова зашагала туда, где была операционная палатка. Хоть Левин оказался прекраснодушным идеалистом, то есть дураком набитым, а хоть какое начальство лучше чем вообще никакого – это доктор твердо знала.

И удивилась и обрадовалась, что мертвецов по дороге попалось всего пятеро, лежали в таких неестественных позах, что и проверять бесполезно, еще в институте студенткой убедилась, что умершие лежат иначе, чем живые, но без сознания. Мякнет человек, как сдувается все равно что. Узнала среди мертвецов только одного – терапевта из приемного отделения. Лежал тот, скорчившись, словно эмбрион, в грязной, пыльной траве. Стараясь не показывать удивления Потапова озиралась вокруг, совершенно потрясенная. Она просто не понимала – как так? И комочек в горле пульсировал, только б не разрыдаться. Хватит тут и одного Петренко!

— А начальство у нас – того! — неожиданно сказал кто-то за спиной. Оглянулась, скрывая испуг. Двое санитаров – те самые, которых Петренко уже похоронить успел. Кравчук и Савченко, живехоньки, только у одного на лбу царапина и нос распух.

— Это вы о чем? — спросила женщина.

— Главный помер, — буднично и вроде как с легким злорадством заявил Кравчук, а его приятель поднял к лицу докторицы странный предмет. До нее не сразу дошло, что это кусок черепной кости с длинным локоном седых волос. Левин очень гордился своей шевелюрой и на укладку локона, который на взгляд прогрессивной и современной Потаповой скорее подходил для гоголевского Хлестакова – этакий кандибобер над лбом, тратил много сил и времени. Теперь за этот самый локон и держал кусок головы своего командира суровый санитар.

— О, а вы живы, — искренне обрадовался Петренко.

— Ну а то ж! — не без хвастовства откликнулся Савченко и спросил у Потаповой: "Шо дальше делать будем?"

А Кравчук как бы в воздух вымолвил, глядя в сторону: "Начальство в дивизии б надо оповестить, что сюда раненых негоже возить".

Потапова ухватилась за эту поданную идею.

— Точно, так и надо сделать! Кравчук, доберитесь до штаба – доложите там о состоянии дел, чтоб помощь прислали.

— Один могу и не дойти. Для гарантии бы с дружбаном идти лучше, мало ли меня по дороге немцы подстрелят – вон как разлетались! — опять как бы в воздух высказался Кравчук.

— Да, да, понимаю! Конечно, идите вдвоем! Поспешите только! — попросила она мужчин.

— Есть, товарищ доктор! Тильки паек возьмем из запасов суточный, а то конец неблизкий, а мы не ели! Держи, Петренко! Ну, покеда! — и парочка санитаров без суеты, но быстро покинули и растерявшуюся докторицу и напуганного товарища, который шарахнулся на пару метров в сторону, когда невозмутимый Савченко протянул ему раскачивающуюся на пряди волос часть черепа.

Вот, настоящие мужчины, приятно с такими находиться, обстоятельные. А Петренко – трусоват, видно, конечно, хотя могли бы с куском головы Левина и поучтивее обойтись, но ведь тоже напугались, переживают. Опять же простые люди, у них все без этикета, опять же и про еду не забыли крестьяне. Ну а с локоном этим… Они же санитары, всякое видали, вот и не боятся трупов и крови. Простые люди без этих всяких интеллигентских мерихлюндий, прочно стоящие на земле, даже немножко завидно, какое у них самообладание!

Тут она спохватилась и кинулась собирать выживших. Люди поднимались из травы, опасливо вылезали из леса, очумело трясли головами. Многие стали плохо слышать и словно бы поглупели. Убитых оказалось совсем не так много, как показалось вначале – всего 18 человек. Раненых оказалось гораздо больше, в разы – причем сразу было не понять, кто просто перемазан в чужой крови, а кто серьезно покалечен сам, только еще не понял, насколько все плохо, вроде миловидной медсестрички из приемного отделения. Той, которая стеснительно улыбаясь, спросила Потапову – смогут ли ей пришить в госпитале руку, а когда врач захлопала непонимающе ресницами – девушка и впрямь показала, что ее правую руку как топором ссекло прямо по запястью. И она беломраморную изящную кисть, на первый взгляд показавшуюся Потаповой куском скульптуры, аккуратно держит здоровой рукой. И по повязке не скажешь, что кровотечение сильное. Врач не нашлась – что ответить. Просто голова кругом пошла! И словно бы этого было мало, так поперли наконец раненые, самоходом, на каких-то телегах, попутных грузовиках и черт знает как.

И тут словно бог услышал ее молитвы – появился наконец пропавший начштаба. Немного отстраненный, явно не в себе – но к нему Потапова бросилась, как к спасителю.

Старший лейтенант Берестов, начштаба медсанбата

То, как к нему кинулась Потапова, как с надеждой посмотрели толпившиеся вокруг нее люди, встряхнуло старлея. Понял, что тут кроме него командовать некому. И еще он понял, что медсанбата больше нет. На этой помойке, которой стала разбитая вдрызг поляна не осталось ни одной целой палатки, запасы, складированные чуть поодаль ровно так же попали под бомбы и теперь там все было перемешано с землей и листвой.