Наглое игнорирование (СИ) - Страница 62

Потом тот старшина роты попал в тылу под бомбёжку, был ранен и отправлен в госпиталь. А следом ранило и этого проходимца. И стечением обстоятельств он попал в похоронную команду. Слабосильный, но сообразительный, нахальный в меру и впридачу рыжий, мало того – конопатый, как воробьиное яйцо.

Основным вопросом для старшего лейтенанта было – насколько далеко простирается жуликоватость этого прохвоста. Не хотелось бы, чтобы он заигрался и подвел командира. Все предстоящее не нравилось Берестову, он предпочитал точно исполнять свои обязанности. Родители воспитали в порядочности и честности, а тут получалось – все время что-то надо хитрить и выполнять обязанности не так, как должно, а с кривулями. Это сильно угнетало душу, хотя как комсомольцу про душу говорить не надо бы. Но как переписать все те мелочи, которыми до отказа были забиты карманы и сумки немцев? На это жизни не хватит, потому как карманов в немецком френче было аж шесть штук и, как правило, все были набиты битком всякой всячиной. А еще шинель с карманами. А еще брюки. Ясно, немцев возили транспортом, наверное, потому что столько с собой и ишак не утащит. Старлея поражала масса нелепых и ненужных вещиц, которые с собой таскали фрицы. Понятное дело – патроны и гранаты, это и сам начпох с собой бы тащил даже пеше. Но масса всяких тюбиков и коробочек – с присыпкой до ног, различных кремов для кожи, против отморожения, для ухода до и после бритья и черт знает с чем еще – настолько далеко познания старлея в немецком языке не заходили – удивляли. Хлорницы – кому нужны? Не применялся же люизит!

Во внутреннем кармане кителя обычно находили по два индпакета, зато в остальных чего только не было. Блокнотики, карандаши – и даже такие, которые были просто свинцовой палочкой, перочинные ножики, годные только конверты почтовые вскрывать, маникюрные маленькие ножнички, расчески, зеркальца всех мастей. А молитвенники и медальоны всех святых, которые мало помогли носителям – их описывать в актах сдачи совсем было нелепо, тем более, что как правило, они были не из ценных металлов. Швейные наборы иголок с нитками, что очень было полезно и охотно подбиралось и подчиненными и местными – опять же у всех немцев разные, что ни фирмочка – то и различие и в нитках и в иголках. И если просто прикинуть сколько времени надо, для того чтобы записать всю эту тряхомудь, как положено – полкоманды в писаря сажать надо. Потому получалось, что на ряд нарушений инструкций придется глаза закрывать. Ту же обувную ваксу в коробочках, как и все табачное и харчи – а в карманах попадались и кусочки хлеба и пачки галет, разные консервы, благо в плоских квадратных коробочках были не только сардины, но и всякие паштеты и даже масло – все это по умолчанию брали себе нашедшие. И далеко не все лопали сами, многие детишек хозяйских угощали по тем домам, в которых квартировались, особенно когда шоколад и конфеты попадались. Сердце не каменное, а у трети похоронников уже свои детишки имелись.

Оружие тоже подлежало сдаче, с этим вроде и просто, но у немцев – даже рядовых, не говоря об унтерах и ефрейторах было много пистолетов, причем самых разных марок и калибров. И то же – с ножами и кинжалами, любили фрицы холодное оружие и помимо положенных тесаков-штыков таскали еще и другие клинки, которые хрен поймешь, как записывать.

Строго следил начпох за вещичками из золота и серебра, но таких предметов у немцев было очень мало. Часов зато было много, почти у каждого, а у нескольких покойников – по двое-трое, причем советского производства – и тут тоже хлопот было полно. Хитроумный и многоопытный фельдшер намекнул, что сдавать все часы не стоит, пригодится и обменять. Как в воду глядел, теперь госпитальному кладовщику надо было выбрать штамповку из Швейцарии.

Для Берестова это все было поперек совести, но умом понимал – придется вертеться. Потому как – победителей не судят. Ну, как правило. И потому надо было вовремя соскочить, не зарываясь. Чтобы и задачу выполнить и не попортить себе личное дело, оставаясь на хорошем счету и у начальства и у подчиненных. Не теряя при том контроля и вожжи не отпуская.

Тягач "Комсомолец" уже стоял у избы, где правление колхоза делило комнату со штабом похкоманды. Старлей потрогал металл – еще теплый, недавно приехали.

Одноглазый в накуренной комнатушке что-то рассказывал возбужденным тоном. Когда явился командир, все, кроме фельдшера, встали, вытянув руки по швам, но цыгарки не выкинули и дымок аккуратно полз по рукавам к плечу.

— Доквадывайте! — кивнул Берестов, махнув рукой, чтобы присутствовавшие сели.

— Организован выездной лагерь у церковки в 14 километрах отсюда. Я, как глянул, сколько там гансов – сразу вспомнил, когда в метро московское попал – те же мысли возникли, — с шутовской серьезностью заметил комвзвода-раз.

— Это как? — поднял бровь старлей. Его вообще удивило, что командир оставил свое войско и зачем-то прибыл в штаб.

— Впечатление, как когда впервые в метро попал.

— И какое?

— Столько публики! И каждый – плод любви! И каждого похоронить надо! — пояснил командир взвода. Шуточка не очень развеселила его товарищей, и он немножко обиделся, как бывает при неудачной хохме.

— Скоко там?

— Не менее трехсот. И собраны компактно. Теперь только продукты у вас получить, оставшихся ребят отвезти – и мы быстро с этой падалью разберемся.

— Тошчнее!

— Личный состав расположен в двух развернутых полностью фургонах, пока не высушим матрасы – спать будем на сене – нашли неподалеку несгоревший стожок. Нашим лошадям как раз в пору, больше там скота нету – три ближние деревни сгорели полностью. Печки исправны, проверили все еще раз, а то чуть не подорвались когда тронулись.