Наглое игнорирование (СИ) - Страница 64

Начпох негромко проворчал, но все услышали и поняли, что болтун – известно для кого находка, чужие листовки начальство читать не советует и надо завтра же провести политинформацию, а то видно, что такие нелепые мысли бродят.

Остальные тихо ответили: "Есть".

— Разрешите, Дмитрий Николаевич? — спросил после паузы фельдшер.

Старлей кивнул.

— Эрраре хуманум эст. При переводе с латыни означает, что человеку свойственно ошибаться. А гоняться за химерой богатства, теряя при этом все, включая и самое жизнь – опять же людям в буржуазных государствах привычно. Иначе бы прогорели все игорные дома. Проигрывает тысяча, выигрывает один. Хозяин игорного дома. Кому-то достаются крошки с его стола. Но публика все равно идет и несет последний грош. То же и здесь. Немцы – вообще глупый народ, идет туда, куда ведут, без споров. Они уже одну Великую войну по науськиванию англичан начали – и проиграли с позором. Теперь опять двадцать пять. И опять проиграют, а в выигрыше будут англосаксы. Так что ничего удивительного. Хочется им стать рабовладельцами и помещиками, полными феодалами. Потому и стараются – они тут уже считают нашу землю – своей. Но это они зря. Помяните мое слово – и в этот раз провалят они все дело с позором.

Иван Валерьянович перевел дух.

— Не любишь ты, Валерьянкович, немцев, — усмехнулся комвзвода-раз.

— С чего мне этих кретинов любить? Кичатся, топорщатся, щеки надувают – а на деле холуи у англосаксов. Вот те – господа над ними и крутят немцами как хотят. За что любить мартышку, которая из огня каштаны дяде таскает? Хотя скорее немцы на тех крыс похожи, что под дудочку крысолова сами топиться шли. Немцы – навоз для удобрения грядок англосаксонской сволочи. Не будь этих островитян-интриганов – и войн-то не было бы. А пока они есть – будут войны, —+ вздохнул фельдшер.

— Нам англичане и американцы сейчас – союзники. Не надо бы о них так, — осторожно заметил комвзвода-раз.

— С такими союзниками и врагов не надо. Ладно, разболтался я с вами. Проще говоря – для немцев захваченная ими НАША земля – уже ИХ земля. А за свое они дерутся очень свирепо. Ладно. К делу вернемся. Набор хирургический, товарищ старший лейтенант, я посмотрел – очень неплохой. В госпитале ему рады будут. А нам бы сюда и стрептоцида бы надо и еще список лекарств я написал. Работа с трупами да на поле боя – надо осторожничать. Местные опять же, тоже расход на них.

Берестов кивнул. Фельдшер понимал отлично, устраивать все эти обмены командиру было – нож острый, не привык он финтить и торгашествовать. Но – никуда не денешься. Придется, просто потому, что командир – это командир и с ним другие чины по долгу службы общаются. Вот Егорушка – тот как рыба в воде, но чином не вышел, потому серьезное обменять не сможет, тот же "Опель-капитан" не его уровень, зато что попроще и попонятнее – влет и моментом. Иван Валерьянович уже провернул несколько таких махинаций с помощью бывшего самострела. Всего дел – заметить, что в стопу пуля вошла со стороны подошвы, снизу, от земли, что в бою может быть крайне редко. А правильный вывод оказался, не подвело чутье, а дальше все просто – и теперь Егорушка исправно сообщает, что в команде происходит, да и сам уже много чего преуспел, просьбу саперов, например, уважил и колун для дранки теперь в деревне есть и сделали его в железнодорожной реммастерской мигом за литр спирта. Вроде и пустяк, а расположил деревенских. Да и сапер благодарен, он обещание давал. И вот – уже сообщили местные о двух местах, где самолеты упали, но не так, что мотор в землю на пять метров ушел, а все остальное в мелкие гнутые лоскуты на сто метров вокруг раскидало, а почти целыми остались, шмякнувшись на брюхо. Самим-то деревенским особо с казенного самолета снять нечего, а Иван Валерьянович не без основания полагал, что если не горели эти авиетки, так вполне возможно осталось там в баках топливо, а баки у самолетов – большие. Пока думал – и планерка закончилась, задачи поставлены, можно спать.

Вышли из накуренного правления колхоза. Берестов подождал култыхающего помощника.

Некоторое время шли молча вдвоем – остальные уже рассосались. Потом фельдшер негромко сказал командиру:

— Если вы не против послушать, вспомнился мне к месту старинный анекдот.

Начпох кивнул, покосился не без интереса.

— Старое время. Дореволюционное. Из кабака вываливается в зюзю пьяный купец и кричит стоящему рядом извозчику: "До Моицкого троста!"

Тот икает и отвечает: "До Моицкого троста? Корок сопеек!"

— "Что? Корок сопеек? Моб твою ять!"

Старлей коротко хохотнул. Видно было, что анекдотец ему не очень поднял настроение. Тогда Иван Валерианович тактично намекнул:

— Я заметил, что вы стесняетесь говорить с людьми из-за косноязычия. И сильных выражений избегаете, потому что полагаете, что звучать они будут убого. Вероятно, считаете прямую грубость недостойной командира РККА. В то же время я вижу, что иногда очень было бы полезно крепкое словцо – на тяжелой работе и с непростым контингентом. Лексически же последняя фраза подгулявшего купца весьма удачно позволяет импрессивно выразить смысловой посыл без потери смысла, причем дикция справляется с этим. Притом это не будет при достаточной информативности нести оскорбительный характер. А анекдотец я в команду пущу, будут понимать смысл.

Быстров поглядел на своего помощника и засмеялся. Оценил подарок.

Теперь Алексеев был уверен – с этим командиром и его гробкомандой все получится, как должно. Трудно будет, но – справятся.