Наглое игнорирование (СИ) - Страница 45

Алексеев, не чинясь, тут же рассказал о брошенных машинах с пушками.

Это сильно заинтересовало начальника. Глазенки-то загорелись. Спрашивают с него про все, много требуют показателей успешной работы, так что пушки – очень к месту. А если окажется, что машины на ходу, так совсем хорошо. Фельдшер отлично знал, что такое – неучтенка, когда вроде бы этого и нет, а на деле – вот оно и используется на 200 процентов. За такие шалости выдрать, конечно, могут сильно, но здесь как и всегда по результату будет видно. Если все выполнено, так и на неучтенку посмотрят сквозь пальцы, завалишь дело – все припомнят, каждое лыко в строку вставят. А этому пареньку с простреленным лицом, как кадровому офицеру – сдача трофеев куда ближе и понятнее, чем сбор голов. Он же – красный командир, а не дикий половец или там еще кто, у кого в обычае бошки рубить и потом из них делать чаши или иначе как хвастаться. Видывал раньше Иван Валерианович картины художника Верещагина, запомнились они ему фотографической точностью и настроением. И пирамиду черепов в мертвом городе видел и туркестанский цикл, где тоже рубили у мертвецов бошки, чтобы как при Тимуре – показать бухарскому эмиру знаки победы в виде почерневших от жары голов. Так что хоть и головы – трофеи, причем раньше вишь – особо ценные, так и пушки трофеи, причем для современного образованного и просвещенного старшего лейтенанта куда как более приятные, понятные и привычные.

Тут фельдшер совершенно неуместно подумал, что из той тамерлановой пирамиды как раз получилась бы требуемая коллекция, причем не одна, а две – вторая с образцовыми повреждениями от холодного оружия. Видал такую в ВМА, с Кавказской войны еще препараты. И подивился тому, как точно у художника изображены сабельные удары и прочие травматические повреждения сводов черепа холодным оружием. Точность в работе фельдшер уважал и сам был точен в работе.

Берестов спросил, как с размещением препаратов? Он старательно избегал называть вещи своими именами, впрочем, Иван Валерианович к этому относился с пониманием. Обрисовал ситуацию. Стали прикидывать, как при недостатке всего делать клети. И очень вовремя заявился саперный командир.

Младший сержант Новожилов, командир саперного отделения

От пожилой настырной бабы удалось отделаться только когда входил в комнату, где штаб похкоманды работал. И ведь вроде бы уже твердо пообещал колхознице, что поищут на пепелище соседней деревни ее закопанный клад – самовар, кастрюли, посуда, сундук с тряпками и швейную машинку Зингера, а все равно баба хвостом ходила, смотрела собачьими просящими глазами, отчего сержанту было муторно и неуютно. И вроде он никак не виноват, что не может она найти свое закопанное добро, потому как сгорела деревня и все ее бабьи приметки – тоже исчезли, а – вот чувствовал себя нехорошо. Может быть еще и потому, что отлично понимал – как погорельцам трудно, а та же машинка сразу позволит этой бабе зарабатывать себе и детям кусок хлеба гарантированно.

Приветствовал собравшихся, спросил разрешения присутствовать. Начальство обрадовалось, чаем угостили. Обстановка неофициальная, потому снял сержант каску с головы, хоть и посмеивались над ним, а пообщавшись с многознающим фельдшером проникся Новожилов сказанным про ранения в голову и теперь каску таскал все время на работе, просто привычкой уже стало за несколько дней. Ехидничали подчиненные – но он на это внимания не обращал.

Прихлебывая чай, доложил, что расчистили от взрывоопасных предметов соседнюю деревню, вот там нагажено было сильно, хотя опять же – мин выставить никто не успел, ни наши, ни немцы. Зато снарядов было накидано богато – с западной стороны деревни стояли два ржавых остова "Опелей"-трехтонок, раскуроченные и изуродованные донельзя, видать привезли фрицам боеприпасы, а в них что-то влетело – и ахнули оба грузовика, завалив всю деревушку осколками и неразорвавшимися снарядиками, которые после такого бабаха стали смертельно опасны – легко от взрыва могли взрыватели встать на боевой взвод.

Старлей кивнул, а вот фельдшер как-то недооценил. Новожилов не удержался и вразумил старого медика:

— В том и беда, Иван Валерьянович, что неразорвавшийся снаряд может быть и болванкой безопасной, хоть гвозди им забивай, а может от прикосновения жахнуть. Мы постарались, вроде все ликвидировали, но ручаться не могу, может, что и пропустили. Людей мало, времени мало, пространства большие. Чую, эта война нам еще о себе целый век напоминать будет. Даже в этой деревне уже трое пацанов пострадали – двое без пальцев, один – без глаза. И представить себе не могу, сколько народу еще погибнет и покалечится, после того, когда немцев заборем. Тут и боев-то особо не было, а столько всего попадается…

— Это-то да, а вот насчет гвоздей как? — вернул сапера к настоящему фельдшер.

— С гвоздями – швах. Разве что на пепелищах поискать, они хоть и отпущенные будут, а для нашего дела годятся. Еще нашли телефонного провода несколько катушек. Хороший провод, в дело годный. Может, удастся на него что выменять?

— Что с материалом? Немцев много, там где вы чистили местность? — уточнил про самое важное Алексеев.

— Там около взвода. А вот чуточку подальше – там порядка двухсот будет. Раненых своих свезли, наверное, для эвакуации, а деревня – сгорела, они там все и замерзли, даже палаток не поставили, нищеброды, все под снежком и остались. Но там еще работать надо – несколько мин вытаяло, так что особенно не побегаешь. Есть и еще пара мест добычливых, но там подальше выходит.