Тут он поймал себя на том, что думая на отвлеченную тему просто тянет время. Потому, что трофеи для любого командира, это одновременно и радость и печаль. И прибыток и заморочки. А уж когда речь идет о ценных трофеях – так это жуткая головная боль и масса бумаги впридачу. Все найденное надо старательно описать в акте. Да чтоб потом не оказалось, что пропало самое ценное. Это ж сколько писанины предстоит! Опись на хренадцати страницах, и подписи всех присутствовавших на каждом листе!
Тут Берестов вздохнул. Исправный транспорт на войне – дороже золота, основа всего. С пушками и винтовками как раз все проще простого, еще на Финской опыт был и как раз это было ясно и понятно, да и акт получался внятный. Но описывать каждую тряпку в чемоданах? А как быть с машинами? Только подумаешь, что отдавать надо все, так сердце кровью обливается. Чертовы мертвецы валяются раскиданными на громадной территории. Причем в одном месте – густо, а в других – жидко. Поди, собери 4500 голов. Зато на колесах и гусеницах задача упрощалась в разы. Та же сгоревшая деревня с сотнями замерзших раненых всего в пяти километрах, а туда да обратно если пеше – три часа долой. А на грузовике – пять минут, ну максимум – десять. Такие перспективы открываются! С другой стороны – тягачей в армии много не бывает, война-то не кончилась. Немецкий трехосный вездеход поначалу очень понравился, но сейчас ясно стало, что маловат. Для расчета пушки – отлично, для боя, а вот для работы – грузовик куда лучше. Тут всполошился, что попортить деревенские технику могут, отдал приказ выставить караул у техники, назначил начкара, велев отобрать надежных, но слабосильных и провести с деревенскими разъяснительную работу.
Потом, явно с запозданием, подумал о сказанном фельдшером, что ничего странного в этой "батарее" нет. У немцев по штату в мотоциклетном батальоне есть две такие легкие пушки и расчеты у них подготовлены на "отлично". Свою бабахалку они явно потеряли, а потом на нашу батарею полковушек нарвались, то ли брошенные, то ли еще как – отметин пулевых не видно, значит боя не было. И прибрали трофей, в драке и палка сгодится. Наши полковушки потяжелее вдвое с лишним, зато наводка проще и работать с ними любой обученный артиллерист может. И вообще надо первым делом ту пушку с моста вытянуть, нужны пушки на фронте как воздух.
— Знаете, Дмитрий Николаевич, кажется мне, что стоит с этими пушками и тягачами в особый отдел обратиться, — негромко сказал Алексеев.
— Посему? — удивился оторвавшийся от размышлений начальник похкоманды.
— Готовое дело. И хорошо бы тому, кто орудия с прицелами и замками бросил, помереть, потому как иначе ему солоно придется. Снаряды-то все немцы по нашим выпустили, из дареных пушек-то. И вообще – стоит с начальством и особотделом хорошие отношения поддерживать.
— И подношения сдевать, — усмехнулся старлей.
— Сухая ложка рот дерет, — согласился невозмутимо фельдшер.
Берестов кивнул. Он уже видел, что командует весьма нестандартным подразделением с массой непривычных хитростей и сложностей, которые на фронте не бывают, да и задачка тоже та еще, для турецкого башибузука скорее, а не для красного командира. Скользкая дорожка, чего уж там, легко можно шею свернуть. И потому с особистами лучше быть в хороших отношениях. Работу местного особняка старлей оценил, как оценил и то, что к командованию похкоманды претензий не возникло, а от наиболее неприятных типов теперь отряд избавлен. Подумал, что можно сделать. Из всего найденного пока самый бесполезный для работы – этот самый трехосный "носач" со смешным капотом и явно несмешной проходимостью. Поглядел на небо. Время еще есть, можно еще разок съездить, а потом на этом самом трехоснике провести рекогносцировку местности. Детишки, покатавшиеся на тягаче задирали носы перед своими сверстниками, а тот, что место указал – вообще героем вышагивал. Оно понятно – впервые в жизни на технике катались, для них это – чудо.
Распорядился, в расположении нашлась пара человек из кухонного наряда, которым поручил обиходить замерзших немцев, а с Новожиловым и механиком, взяв с собой мальчишек – потрюхали на телеге обратно к ломаному мосту.
Грузовик завелся послушно, как заинька, а вот "носач" что-то долго фыркал, пускал мощные, словно взрыв гранаты, клубы серого дыма, и никак не хотел ехать. Механик трижды употребил весь набор своих бранных слов, довольно большой, присовокупляя к матерщине упоминания проклятого дифференциала, пока наконец двигатель завели.
Обратно вернулись странной кавалькадой – первым пыхтел приземистый "носач", медленно волочивший за собой грузовик и прицепленную к грузовику пушку. Дети чирикали от восторга как воробьи – во всяком случае так слышал их радостную болтовню судорожно вцепившийся в баранку грузовика Берестов. Сидевший рядом с ним на пружинном мягком сидении мальчуган, восхищенно молчал, как и полагалось скромному герою дня. Эти километры солоно дались старлею, который, как оказалось, напрочь забыл почти все, чему научился в вождении машины. Вылез из кабины мокрый от пота, но старательно держа морду кирпичом, чтоб никто не усомнился в талантах.
— Я с ребятами поговорил, теперь они тоже будут технику охранять. Только их потом еще покатать придется, пообещал я, — сказал подошедший Новожилов.
Старлей кивнул, десяток старательных помощников для часового – самое оно. Подошел к механику, вытиравшему лапы грязной тряпкой рядом с фыркающим "носачем".
— До хоспидаля немесского доедем на нем?