Наглое игнорирование (СИ) - Страница 52

— Мыши их не погрызут? Лисы там всякие? — спросил комвзвода-раз, бледный, иконописного вида парень, тощий, как швабра – явно выписанный из госпиталя значительно раньше срока. Так вроде в чем душа держится, а по глазам видно – умный и решительный. Сперва комвзвода был другой – но за неделю его Берестов поменял, увидев, что не имеет здоровяк авторитета и командовать не может, хоть и больше по весу раза в два. А этот – железный, не свалился бы только, силенок мало после ранения осталось.

— Лисы не пролезут, если регулярно осматривать, а от мышей надо шерсть жечь регулярно, раз в месяц, лучше всего тех же самых мышей палить. С учетом массы неубранного урожая на полях и прочего вкусного мышам это будет не сильно интересно гнилое мясо жрать. Да и вообще мыши падаль не особо кушают. Птички – и то не все. Крыски – те да, но их в поле мало бывает, — как знаток пояснил ему Иван Валерьянович.

— Медведь может на запах придти, — напомнил Новожилов. — Он тухлятину любит!

— Опа, и пдавда. Еще пост ставить – огорчился командир похкоманды.

— Да, и не просто пост, а вооруженный. Потому охране ружье трофейное оставить и может даже с патронами, — заметил молчаливый комвзвода-два. Говорил он мало и редко, но по делу. Потом он подумал и добавил:

— Вообще надо бы и бойцов вооружить. Хотя бы – частично, оружия полно, только разрешение получить, — и с намеком глянул на командира.

Фельдшер кивнул. Медведи и волки – гипотетическая угроза, а вот бандиты и всякие дезертиры всегда после боев по лесам и деревням шарятся и они – как раз серьезная и вооруженная беда. Да и вообще – мужчинам оружие к лицу, а если еще подстрелят на мясо какую – нибудь дичину, так и совсем хорошо, с приварком-то. Голод сейчас в деревне, ртов много, а харчей – мало. Да и саму "гроб-команду" откармливать надо, хитрованов, которые всеми правдами и неправдами в тылу здоровыми остались и при команде пригрелись – пяток, остальные – слабосильная артель. Между тем работа предстоит тяжеленная и физически и морально.

Надо как-то еще озадачить командира, чтобы не обиделся и выполнил просьбу. Познакомился фельдшер вчера с матерущим седатым мужиком, попросившим починить нехитрое приспособление для производства дранки – деревянной черепицы. Крыши у селян побитые, а чинить некому и нечем. Пойдут дожди, печки русские размоет, погниют дома. Как бы селянам-то помочь? К обоюдной выгоде, конечно. Дранки настрогать не так, чтобы сложно, но нужен специальный тяжелый колун-махало, щепящий на тонкие пластины осиновые и еловые чурки. А по тому, что в деревне был – танк проехал. И предлагал мужик помочь деревенским в починке этого махала, благо не сложная конструкция – в любой механической мастерской сделать не сложно. Но – платить нечем, да и не до того механикам сейчас, на войну работают. Вот если бы армейские ввязались – у армейских бы получилось. В деревнях народ глазастый, могут помочь в работе похоронной команде. Намек был очень тонкий, но Иван Валерианович его понял.

В знак серьезности намерений мужик пообещал показать, где в лес с дороги уехал гусеничный немецкий вездеход с прицепом – водитель так за рулем и остался сидеть, весь в кровище замерзлой, видно прилетело ему в спину, доплыл, спасаясь. Одно попросил мужик, чтобы прицеп ему оставили после того, как работу в этих местах закончат.

Этого фельдшер пообещать не мог, но честно сказал, постарается. Зачем мужику в хозяйстве прицеп, который тягает гусеничная машина Алексеев спрашивать не стал. Поговорил еще, поузнавал что за человек перед ним сидит, по стопочке выпили, чтоб язык развязался. А потом оставалось только головой крутить – как человек верченой судьбы, сам фельдшер уже ничему особо не удивлялся, но тут только хмыкал, понимая, что никакой писатель такого не придумает, а в жизни – вот оно, пожалуйста на блюдечке.

Мужик этот, родом из подмосковной деревни, попал на Великую войну, далее – в плен и за недостатком рабочих рук передали его местному бауэру. Пленный был работящий, бауэр его многому научил и даже хотел дочку замуж за него выдать. Но тот вернулся домой где-то в году 1922 или в 1923, после окончания Гражданской войны. Получил землю и начал хозяйствовать по-немецки, на зависть всем соседям. Женился, пошли дети, а он всё богатеет и богатеет, а тут как раз – коллективизация. Человек он был умный, понял что ему лично Сибирь светит, если не хуже – сам отписал дом с хозяйством комбеду и уехал в Москву. Там у него старший брат работал кадровиком на одном из заводов. Устроился на работу, получил на семью комнату. Работал хорошо, начальство ценило.

Когда началась эта война, его не призвали по возрасту, большую часть завода эвакуировали, а его оставили при пустых корпусах, не стали дёргать с большой семьёй. Хреново им стало, голодно, потому уехали к родне в деревню, как раз под нашествие европейское. Кто ж знал, что так далеко доберутся!

Немцы вошли в деревню, а он уже был с виду форменным старым дедом с седою бородой, лежал на печке, да слушал, что промеж собою немцы говорят. Язык-то немецкий у него свободный, всё понимал, не зря столько лет в плену был. Так немцы как-то вычислили, что он их понимает. Поговорили, посмеялись, только один был какой-то дёрганый, всё искал, к чему бы прицепиться. Дерганый и спросил:

— Какая дорога на Москву самая короткая?

Дед был хи-итрый, играл простого деревенского мужика, а тут прокололся, сказал: — Я человек простой, как сейчас – не знаю, а в прошлый раз ходили ваши через Бородино.

Ка-ак этот фриц взбеленился, деда потащил расстреливать, но остальные не дали, а потом они ушли воевать дальше. Повезло, совестливые попались немцы, даром, что всех курей и поросенка сожрали.