С местными тоже надо налаживать отношения, прокатившаяся тут стальным огнедышащим чудищем война обездолила очень и очень многих, много ли унесешь на себе, убегая из полыхающего дома? Да еще бабе с детьми? Только то, что на себе – и все. Самая настоящая нищета у погорельцев. Всего не хватает – и взять неоткуда, потому как "Все для фронта, все для победы!" Получается – поле боя и остается только для добычи. И тут фельдшер был полностью согласен с сапером Новожиловым – надо помогать местным, самим же от этого польза будет. Пока сделали первую клеть для коллекционных голов, получилось на триста штук, еще только половину заняли, а уже думать надо, чтобы не поломали да и охранять надо, и гвозди нужны для сколачивания незатейливой конструкции из жердей и палок – этакие получались этажерки из пяти ажурных полок и решетчатых же стенок. Потому – не только военные трофеи нужны. Немцы – барахольщики, много с собой всякого тянут. Из невоенного, но полезного – да хоть из одежды, что получше – можно что и отложить, да местным выдать взамен на гвозди и прочее что нужно. Пацаны по погорельям натаскают враз.
За несдачу такого – максимум присвоение найденного, вроде была такая статья в УК. Это же не военное имущество или ценности. То есть, найденное положено сдать в милицию. Но поскольку милиционера в селе нет – его заменит, к примеру, председатель, как представитель местной советской власти. Однако можно и своеволить. Главное, чтоб не пришили корыстный мотив. А для этого надо, чтобы видно было – без корысти помогали, народ и армия – едины.
Одно смущало старика всерьез – накатывала весна, тепло скоро станет. Сам он многое повидал за свою жизнь и вонь трупная для него была привычной – а вот в похоронной команде может и сбой быть, горожан много, они в этом плане тщедушные. Это пока мертвецы лежат словно ледяные статуи и не пахнут ничем и вид пристойный. А скоро, как потеплеет, вздуются павшие, потекут и завоняют – потому надо максимально использовать это холодное время. Но не получается – приказ внятный – сбор трофейного имущества, в том числе и шинелей с обувью, а это времени отнимает чуть ли не больше, чем само головотяпство и похороны падали. Трудно раздевать окоченевших мертвяков, которые с момента своей гибели замерзли в самых вычурных позах. Описывал известный писатель Шолохов как казаки ноги покойникам рубили и отогревали их на печке, чтоб со смякших ступней обувку стянуть, да сам Иван Валерьянович это видал в Гражданскую, но тут такое не пойдет. Накажут. И приходится распарывать шинели и сапоги по шву, стягивая их чуть не по частям. Сначала-то попытались дробить ноги кувалдой, ан оказалось, что кувалда и обувку гробит, рвет беспощадно, решили оставить такой способ на потом, если ничего другого не останется.
Самому фельдшеру доставалось дополнительно от местных – единственной он тут был медициной, а от голодной зимы люди болели, отказать им, особенно матерям с детьми – не получалось – и хоть разорвись, не хватало времени на все, а возраст уже хорошо сказывался – и возраст и раны, которых досталось как на троих. Хорошо матрос Ванечка помогает, в одиночку бы – помер от переусердствования. Другой бы плюнул на всех, да делал свое, а у Алексеева так не получалось, хотя воспитания он был самого старорежимного. Воспитание – старорежимное. А самосознание – большевистское! — про себя усмехнулся Алексеев. Кто б ему раньше такое сказал!
За окошком зафырчал характерно немецкий вездеход, заглох. Фельдшер поглядел на часы – ну да, время вечерней планерки. Сам же Берестову посоветовал, чтоб была ежедневная планерка, желательно не с утра, а вечером, чтобы утром все сразу работать начинали. Командир совет принял. И сам уже устроил в расписании перед сном – общее построение где следовала чёткая нарезка задач для личного состава на следующий рабочий день.
Следом за вошедшим командиром ввалились сразу кучей и командиры взводов и старшина и сапер Новожилов – видать стояли неподалеку, курили. Задачу Берестов поставил сразу – с завтрашнего утра работать на том месте, где был у немцев сбор раненых. Работы там много, потому быть внимательнее. Особенно к медицинскому имуществу – сам Берестов завтра в город едет за харчами на неделю, заодно поговорит с начальством в госпитале, что там расположен. Не удержался старлей, похвастал фотоаппаратом и пистолетом найденным, и взрослые мужики моментом превратились в мальчишек. Сам фельдшер к такому был не расположен, а вот с Новожиловым поговорить было надо, смущало Ивана Валериановича, что какая-то хлипкая первая этажерка получалась, хотя угловые столбы и вкопали.
Упрямый сапер все же хотел делать нормальные сараи и никак не получалось его переубедить, такие птичьи клетки были ему непривычны.
— Обычные сараи для обработки черепов не годятся. Я ж уже внятно намекнул, откуда ноги растут у способа – от средневековой английской традиции вывешивать обреченного преступника в клетке. Соответственно и сооружения – не сараи. Не сараи, а решетчатые конструкции, воспрещающие доступ птичкам типа ворон, но свободно допускающие всех насекомых, солнце и дождь, — в очередной раз выговаривал фельдшер саперу. И на этот раз – получилось. Убедил! При том Новожилов еще и предложил усовершенствование – делать клети в плане как буква Ш. Прочнее будут, а обработке не помешают. И поместится в одну такую клеть порядка 700 голов. Всего, значит, надо 7 таких клетей всего. Как раз там по площади поместятся.
Предложение сапера было принято, на столе, по-чапаевски – а именно при помощи посторонних предметов, как то карандашей, спичечных коробков и щепочек определили – как на излучине реки лучше поставить клети, чтобы и воду таскать было просто и за черепами приглядывать легко.